музыка, книги и сны

Сперва книги.
Шестая и седьмая книги ГП на меня подействовали в звуке гораздо сильнее, чем бумагой - бумагой можно было проскочить, пролистать в конце концов те моменты, которые кажутся затянутыми или невнятными. А под звук я рисую. Видимо, когда я рисую, у меня несколько другая концентрация, чем когда я не очень-то внимательно читаю какую-то книжку.

(Правды ради надо сказать, что я очень придирчив в аудиокнигах в смысле голоса и интонаций. "Темную башню", начитанную по-русски как-то крайне вяло, высоким голосом и с полным смещением ритма я затер тут же. При этом ТБ на английском звучит низко, с хорошими паузами, знаменитые кинговские фразы из одного-трех слов выстреливают, как очень медленные пули. Умение ставить паузу очень важно в любом тексте, буквенном или звучащем, все равно.  Подозреваю, что не только в тексте. Так вот, поттериана начитана хорошо.)

Шестая, а тем более седьмая поттериана имеет массу развернутых и очень точных описаний эмоциональных срывов, и то, что это "семь раз упал, восемь раз встал", никак не отменяет тех самых семи раз. Провал и полная утрата доверия к тому, кого любил, тяжелое, абсолютно сознательное восстановление этого доверия, и так раз пять за книгу. Читаю я очень быстро, вслух получается гораздо, гораздо дольше. Китайская пытка капающей водой - очень давнее изобретение.
В итоге под конец мне было нехорошо. Мягко говоря.
После чего - умею же, когда хочу - я подхватил "Ночные рассказы" Хёга и раскрыл наугад. Я их так читаю. И там еще штук пять не прочитано. И прочел "Суд над Игнатио Ланстадом Раскером".

И вот цитата оттуда. (Он, кстати, лежит здесь.)
( цитата целиком )

«И еще есть
нечто,— добавил он задумчиво, положив руку мне на плечо,— чего ты, вероятно,
никогда не поймешь. Что значит для человека, напрягающего всю свою тщательно
сдерживаемую страсть, осторожно проводить такую большую надежду в такое узкое
отверстие». (курсив мой)
Последняя капля, верблюд с соломинкой, куп де грас, это все ерунда. Потому что все это практически безопасно, когда можешь сказать: вот это. Вот моя последняя капля и так далее. Сразу можешь, не сутки спустя. А когда ходишь еще сутки, не очень зная, что именно тебя добило, и даже не очень зная, что ходишь уже добитый, впадаешь в интересное состояние.

И в этом состоянии я решил самый холодный день проспать. Просто проспать. Раз уж у меня есть такая возможность. Чтобы насмотреть себе снов,  чтобы выдохнуть,  чтобы  глаза в конце концов отдохнули.  Чтобы улеглось и успокоилось.

И оно немного улеглось и успокоилось. (Да и снов я себе насмотрел на неделю, смешных снов, самую малость за гранью, что, кстати, делало их еще смешнее.)
Я имею в виду, что при всем моем настороженном отношении к Дамблдору я могу понять этого человека.  Который,  напрягая всю свою тщательно  сдерживаемую страсть, семь лет острожно вел такую большую надежду в такое узкое отверстие.  При этом я хорошо понимаю,  что  любил он мальчика примерно так, как мастер любит корабль - то есть гораздо больше места занимала эта самая надежда, воплощением которой сделался кораблик, очень маленький кораблик, поставленный закрывать огромную дыру тоски, вожделения к дальним странам, бурям и штормам и в конце концов счастливой развязке. Я очень легко могу себе представить вожделение к счастливой развязке, особенно на корабле в сердце бури.

И я хорошо представляю, как сложно жить с такой страстью. В этом смысле Снейпу, с его постоянными срывами и отдушиной в виде собственной скандальной репутации - гораздо проще. И в то же время гораздо сложнее двигать мир. Выпуская  наружу собственную страсть в эмоции, делая ее эмоцией, любой - снижаешь планку, уменьшаешь ту самую пропорцию величины надежды и узости отверстия.  (Собственно, поэтому  итог Хёговского рассказа представляется мне закономерным с чисто человеческой точки зрения. С точки зрения "двигать мир" - это добровольный уход на покой, все корабли выпущены в море, страсть получила выход - и тут же выскочила эмоцией. Отличный итог для личной жизни, но плохой итог для мира в целом.)
Удержание страсти, когда оно само по себе цель - ничего не стоит, разве что хорошая игра в "смотрите, как я справляюсь" (и никогда не справляюсь в итоге, конечно же, в этом соль). Удержание страсти, когда оно - инструмент, может практически все на свете. Медленно и осторожно такую большую надежду в такое узкое отверстие.
Это изматывает, иногда ты готов проклясть все на свете, иногда даже готов стравить все в простейшие, абсолютно чистые, такие сладкие эмоции - гнев, страх, обиду, доверие, любовь. (В такие минуты, кстати, хорошо помнить, что скорее всего сразу чистых эмоций не получится, а получится по Шострому -  будут эмоции  неполные либо блокированные -  тревога, горечь, негодование, стеснительность. И если уж совсем невтерпеж, имеет смысл хотя бы отследить, чтобы эмоция была полной. Записывать - правильно и полезно. До сих пор мне это не приходило в голову. Но если отмотать назад - так и есть.)

Но если склад твоей души именно таков, если ты хорошо знаешь, что в гневе можешь разнести очень много (и еще больше можешь разнести в горечи), а твоя любовь или твой страх может оказаться слишком большими для одного конкретного человека, - когда я говорю "слишком" я имею в виду подавление личных эмоций этого человека, его "заражение" твоей любовью или твоим страхом, вплоть до полной несамостоятельности, - так вот, при таких условиях умеет смысл учиться контролю. Не только себя, а всего того, что можешь разнести или просто сдвинуть с места.

Обычно можешь много. Я знаю некоторое количество живущих, а уж литературных героев - сколько угодно, так вот, обычно они могут много, действительно много. Маньяк, который в состоянии себя контролировать - страшная сила.
Такую большую надежду в такое узкое отверстие. Медленно и осторожно.
Вот поэтому я сегодня, ставя себе на вечер музыку, набрал вразбивку несколько саундтреков - привычных и потому довольно мягких по воздействию. А к ним поставил "Реквием по мечте". Чтобы не расслабляться. В крайнем случае - у меня в запасе полный диск Наймана.
.   

музыка, книги и сны

Сперва книги.
Шестая и седьмая книги ГП на меня подействовали в звуке гораздо сильнее, чем бумагой - бумагой можно было проскочить, пролистать в конце концов те моменты, которые кажутся затянутыми или невнятными. А под звук я рисую. Видимо, когда я рисую, у меня несколько другая концентрация, чем когда я не очень-то внимательно читаю какую-то книжку.

(Правды ради надо сказать, что я очень придирчив в аудиокнигах в смысле голоса и интонаций. "Темную башню", начитанную по-русски как-то крайне вяло, высоким голосом и с полным смещением ритма я затер тут же. При этом ТБ на английском звучит низко, с хорошими паузами, знаменитые кинговские фразы из одного-трех слов выстреливают, как очень медленные пули. Умение ставить паузу очень важно в любом тексте, буквенном или звучащем, все равно.  Подозреваю, что не только в тексте. Так вот, поттериана начитана хорошо.)

Шестая, а тем более седьмая поттериана имеет массу развернутых и очень точных описаний эмоциональных срывов, и то, что это "семь раз упал, восемь раз встал", никак не отменяет тех самых семи раз. Провал и полная утрата доверия к тому, кого любил, тяжелое, абсолютно сознательное восстановление этого доверия, и так раз пять за книгу. Читаю я очень быстро, вслух получается гораздо, гораздо дольше. Китайская пытка капающей водой - очень давнее изобретение.
В итоге под конец мне было нехорошо. Мягко говоря.
После чего - умею же, когда хочу - я подхватил "Ночные рассказы" Хёга и раскрыл наугад. Я их так читаю. И там еще штук пять не прочитано. И прочел "Суд над Игнатио Ланстадом Раскером".

И вот цитата оттуда. (Он, кстати, лежит здесь.)
( цитата целиком )

«И еще есть
нечто,— добавил он задумчиво, положив руку мне на плечо,— чего ты, вероятно,
никогда не поймешь. Что значит для человека, напрягающего всю свою тщательно
сдерживаемую страсть, осторожно проводить такую большую надежду в такое узкое
отверстие». (курсив мой)
Последняя капля, верблюд с соломинкой, куп де грас, это все ерунда. Потому что все это практически безопасно, когда можешь сказать: вот это. Вот моя последняя капля и так далее. Сразу можешь, не сутки спустя. А когда ходишь еще сутки, не очень зная, что именно тебя добило, и даже не очень зная, что ходишь уже добитый, впадаешь в интересное состояние.

И в этом состоянии я решил самый холодный день проспать. Просто проспать. Раз уж у меня есть такая возможность. Чтобы насмотреть себе снов,  чтобы выдохнуть,  чтобы  глаза в конце концов отдохнули.  Чтобы улеглось и успокоилось.

И оно немного улеглось и успокоилось. (Да и снов я себе насмотрел на неделю, смешных снов, самую малость за гранью, что, кстати, делало их еще смешнее.)
Я имею в виду, что при всем моем настороженном отношении к Дамблдору я могу понять этого человека.  Который,  напрягая всю свою тщательно  сдерживаемую страсть, семь лет острожно вел такую большую надежду в такое узкое отверстие.  При этом я хорошо понимаю,  что  любил он мальчика примерно так, как мастер любит корабль - то есть гораздо больше места занимала эта самая надежда, воплощением которой сделался кораблик, очень маленький кораблик, поставленный закрывать огромную дыру тоски, вожделения к дальним странам, бурям и штормам и в конце концов счастливой развязке. Я очень легко могу себе представить вожделение к счастливой развязке, особенно на корабле в сердце бури.

И я хорошо представляю, как сложно жить с такой страстью. В этом смысле Снейпу, с его постоянными срывами и отдушиной в виде собственной скандальной репутации - гораздо проще. И в то же время гораздо сложнее двигать мир. Выпуская  наружу собственную страсть в эмоции, делая ее эмоцией, любой - снижаешь планку, уменьшаешь ту самую пропорцию величины надежды и узости отверстия.  (Собственно, поэтому  итог Хёговского рассказа представляется мне закономерным с чисто человеческой точки зрения. С точки зрения "двигать мир" - это добровольный уход на покой, все корабли выпущены в море, страсть получила выход - и тут же выскочила эмоцией. Отличный итог для личной жизни, но плохой итог для мира в целом.)
Удержание страсти, когда оно само по себе цель - ничего не стоит, разве что хорошая игра в "смотрите, как я справляюсь" (и никогда не справляюсь в итоге, конечно же, в этом соль). Удержание страсти, когда оно - инструмент, может практически все на свете. Медленно и осторожно такую большую надежду в такое узкое отверстие.
Это изматывает, иногда ты готов проклясть все на свете, иногда даже готов стравить все в простейшие, абсолютно чистые, такие сладкие эмоции - гнев, страх, обиду, доверие, любовь. (В такие минуты, кстати, хорошо помнить, что скорее всего сразу чистых эмоций не получится, а получится по Шострому -  будут эмоции  неполные либо блокированные -  тревога, горечь, негодование, стеснительность. И если уж совсем невтерпеж, имеет смысл хотя бы отследить, чтобы эмоция была полной. Записывать - правильно и полезно. До сих пор мне это не приходило в голову. Но если отмотать назад - так и есть.)

Но если склад твоей души именно таков, если ты хорошо знаешь, что в гневе можешь разнести очень много (и еще больше можешь разнести в горечи), а твоя любовь или твой страх может оказаться слишком большими для одного конкретного человека, - когда я говорю "слишком" я имею в виду подавление личных эмоций этого человека, его "заражение" твоей любовью или твоим страхом, вплоть до полной несамостоятельности, - так вот, при таких условиях умеет смысл учиться контролю. Не только себя, а всего того, что можешь разнести или просто сдвинуть с места.

Обычно можешь много. Я знаю некоторое количество живущих, а уж литературных героев - сколько угодно, так вот, обычно они могут много, действительно много. Маньяк, который в состоянии себя контролировать - страшная сила.
Такую большую надежду в такое узкое отверстие. Медленно и осторожно.
Вот поэтому я сегодня, ставя себе на вечер музыку, набрал вразбивку несколько саундтреков - привычных и потому довольно мягких по воздействию. А к ним поставил "Реквием по мечте". Чтобы не расслабляться. В крайнем случае - у меня в запасе полный диск Наймана.
.