о другом

[a_str]

                                                                                           Я давно пришёл к выводу, что не носиться
со
своей эмоциональной жизнью - это добродетель.
Работы всегда вдоволь, не
говоря о том,
что вдоволь внешнего мира. В конце концов,
всегда остаётся этот город.
Бродский, "Набережная Неисцелимых"

Я совсем о другом хотел писать сегодня.
Но так получилось, что меня нагнала цитата, и я пошел вдоль нее, как вдоль поименованной набережной (которой на самом деле вовсе не существует на карте), и сделался прекрасно болен, как бываю всегда, когда снова спускаюсь по этой цепи, вниз, назад, в зеленую воду лагуны, вплоть до самого якоря, вонзившего коготь во влажную плоть навсегда.
Я возвращаюсь в Венецию.
В конце концов, всегда остается этот город.
Мне повезло. Я оказался на ее мостах и набережных в самом начале весны, когда бродить по городу уже возможно, хотя и очень мерзнут руки, а вот стоять на месте - почти никак. Ветер с залива пробирал до костей, солнце не прогревало стылый воздух, только чертило золотые пятна на стенах и под мостами. Я приехал в крайнем расстройстве, даже в смятении, я приехал выяснять отношения (с собой и не только с собой), но вышло совсем иначе - зеленая вода тут же встала мне у глаз и горла, я не помню ни слова из того, что сказал за десять дней, я понятия не имею, что видела и слышала моя спутница.
Вся моя якобы бурная эмоциональная жизнь оказалась смехотворна. Все переживания - неуместны. Все мои чувства были заняты и заполнены до краев, все мои дома встали по колено в воде, все мои стеклянные глаза светились синим и зеленым, все мои лестницы вели в каналы.
В первую же ночь я едва не свалился в темную холодную воду - улицы в Венеции часто заканчиваются раньше, чем этого ожидаешь, и заканчиваются всегда одинаково. Вряд ли бы я утонул, конечно, но шутка была хороша сама по себе. Смерть в Венеции всегда очень близко, так же близко, как вода. И еще ближе - безумие. Достаточно сделать два-три круга по городу вдали от туристов и сувениров - и очень быстро оказываешься на собственной изнанке. Когда это понимаешь, кажется, что понимаешь вообще все на свете.
И вот ты стоишь на краю зеленой воды, карманы у тебя полны песка и ракушек, черных ракушек в виде рога единорога, а по бледному небу несутся быстрые мелкие облака, и солнечный свет мерцает на дне твоих глазных яблок, которые, как известно, все видят вверх ногами. Свет скользит по твоему сознанию, сверху - свет, снизу - вода, блики в глазах, блики в окнах, блики под мостами. Ни одно облако не повторяет другое, ни одна трещина не встречается дважды.
(В Венеции вообще ничего не  встречается дважды, там невозможно выйти на одно и то же место, разве что прожить в городе несколько лет.)
Тогда, весной, город спас меня. Венеция настолько полна собственной смертью и в то же время настолько жива, что невозможно не оказаться вместе с нею на этих качелях. Вода приходит и уходит, и никто не знает, как высоко она встанет в следующий раз, и спасется ли город, а также все его кошки, голуби и люди. Когда до самых глаз заполнен зеленой водой, когда вымываются все куцые и вздорные мысли, на месте суетливого подростка внезапно обнаруживаешь себя - того, кто просто полон жизнью, смертью, водой, солнцем, дождем, бликами под мостами - чем угодно, только не эмоциями. И у этого тебя работы всегда вдоволь. И внешнего мира.
И Серениссимы, которая в конце концов остается всегда.
   

Comments

[chingizid.livejournal.com]

охеренно хорошо сказано все это.

[annamarta.livejournal.com]

потрясающий текст.

[re-un-er.livejournal.com]

объёмный текст, спасибо за удовольствие :)
только я вот сомневаюсь, в своём опыте, что это - эмоции

скорее, путаница и попытки в ней разобраться, но чем больше стараешься- тем больше узлов

дело не в самих эмоциях, а в попытках что-то с ними сделать, как-то приручить

а внешний мир приходит тогда, когда отказываешься от борьбы и потуги, уходит напряжение и происходит встреча с просто реальностью

в общем, под словом эмоция, мне кажется, прячется другое

[krissja.livejournal.com]

ужасно тебя люблю.

[krysolove.livejournal.com]

А набережная таки существует. Если не на карте, то на местности наверняка. Недавно к моей маме приезжал в гости старый друг, журналист "Росийской газеты" Юрий Лепский. И привез свою книжку "В поисках Бродского" - в которой он как раз озаботился расследованием, где же эта набережная, не мог же Иосиф Александрович ее выдумать.
Лепский нашел fondamenta degli incurabili на карте. Правда, на очень старой карте. Оказалось, набережная названа так потому, что в этих местах располагался чумной госпиталь. Как вы сами пишете, Венеция полна собственной смертью - возможно, поэтому городу хочется избавиться от лишних, связанных со смертью воспоминаний. Возможно, поэтому набережную переименовали в Zetteri (тут я могу ошибаться, книги под рукой нет). Когда об этом узнал мэр Венеции, он очень удивился - как, в самом деле нет Incurabili? И пообещал все исправить.
Я не знаю точно, сдержал мэр свое слово или нет, но, по крайней мере, теперь там висит мемореальная табличка на двух языках - "Это место воспел великий поэт Иосиф Бродский".