приехали

пока нас не было, в доме жило Волшебное Существо.
вернулись в сияющую квартиру.
то есть вот чтобы настолько все блестело - да я сам так не могу. лень мне.
коты - тоооолстые, довооольные, нааааглые.
на дверях большой комнаты на уровне Робинсовых глаз приклеена записка:
"Робин! В 5 утра прличные коты СПЯТ!".
У меня явно неприличный кот...
Над мисками еще одно воззвание:
"Кот! будь доволен хлебом своим насущным и да не разбуди ближнего своего мяуканьем!"
Повторяю, наглые и толстые, все трое.
Снимать воззвания не буду. Как это я раньше сам не догадался?

приехали

пока нас не было, в доме жило Волшебное Существо.
вернулись в сияющую квартиру.
то есть вот чтобы настолько все блестело - да я сам так не могу. лень мне.
коты - тоооолстые, довооольные, нааааглые.
на дверях большой комнаты на уровне Робинсовых глаз приклеена записка:
"Робин! В 5 утра прличные коты СПЯТ!".
У меня явно неприличный кот...
Над мисками еще одно воззвание:
"Кот! будь доволен хлебом своим насущным и да не разбуди ближнего своего мяуканьем!"
Повторяю, наглые и толстые, все трое.
Снимать воззвания не буду. Как это я раньше сам не догадался?

еще приехали

а прилив-то в Венеции, оказывается, по вечерам.
каждый вечер вода аккуратно взбиралась на всех лестницах на ступеньку вверх, а потом аккуратно спускалась вниз к себе.
что же это было такое - утром того, последнего дня, в полнолуние? когда я носился, как шальной, по улицам, а вода все поднималась и поднималась, как музыка, к самым глазам?
мне потом расскажут, я думаю.
приедут и расскажут.

еще приехали

а прилив-то в Венеции, оказывается, по вечерам.
каждый вечер вода аккуратно взбиралась на всех лестницах на ступеньку вверх, а потом аккуратно спускалась вниз к себе.
что же это было такое - утром того, последнего дня, в полнолуние? когда я носился, как шальной, по улицам, а вода все поднималась и поднималась, как музыка, к самым глазам?
мне потом расскажут, я думаю.
приедут и расскажут.

новое

не выложил я ее перед отъездом.
исправляюсь.
новое, свадебный подарок, Аид и Персефона, понятное дело

( большая, на 400, но дело того стоит )

новое

не выложил я ее перед отъездом.
исправляюсь.
новое, свадебный подарок, Аид и Персефона, понятное дело

( большая, на 400, но дело того стоит )

игры

что-то у меня нынче сердце не на месте, что-то колотится оно где-то в другой груди слишком сильно, что-то мне хочется прекрасного до застревания вдоха.
давайте, словом, играть.
на небесах только и разговоров, что о море. это уж давно известно.
всю свою жизнь мы копим обиды, вот погоди, Господи, доберусь я до тебя, выскажу я тебе все, что сумею. а на самом деле разговор пойдет совсем о другом, в том числе и о море, наверное, у кого как.

вот я и спрашиваю - у кого как?
видел ли уже то немыслимое, невозможное, заслоняющее все на свете, от чего сердце пропускает удар, губы сохнут, а глаза слезятся?
мне рассказали о холме бабочек, белом под их крыльями, о внезапной живой вьюге из-под ног, о тихом шорохе, с которым мириады их летят мимо лица, со звуком, больше похожим на прикосновение света.
я слушал и думал о зеленой воде в прилив полнолунья. как она тихонько поднимается к окнам и захлестывает лестницы, просится в город, просится в дома, облизывает камень длинным зеленым языком, дышит, дышит снизу, хватает за ноги.
я помню рассказ Чингизида о надписи на стенке - кто-то кого-то любит, смешные трогательные дети, помню свое узнавание в том, как ни с того ни с сего такая надпись поднимает ком в горле.
расскажите мне.
о простых и понятных вещах. не о том, как бухта на Черном море похожа на Белую Гавань, ах, моя эльфийская ностальгия, вот этого не надо говорить, этого не скажешь Богу, когда придешь плюнуть ему в лицо за то, что сделал он тебя таким нелепым уродом. я хочу еще услышать о бабочках на холме и надписях про Паоло и как ее там... ну. словом, какую-то девочку.

а то сердце мое далеко и что-то колотится слишком сильно.

игры

что-то у меня нынче сердце не на месте, что-то колотится оно где-то в другой груди слишком сильно, что-то мне хочется прекрасного до застревания вдоха.
давайте, словом, играть.
на небесах только и разговоров, что о море. это уж давно известно.
всю свою жизнь мы копим обиды, вот погоди, Господи, доберусь я до тебя, выскажу я тебе все, что сумею. а на самом деле разговор пойдет совсем о другом, в том числе и о море, наверное, у кого как.

вот я и спрашиваю - у кого как?
видел ли уже то немыслимое, невозможное, заслоняющее все на свете, от чего сердце пропускает удар, губы сохнут, а глаза слезятся?
мне рассказали о холме бабочек, белом под их крыльями, о внезапной живой вьюге из-под ног, о тихом шорохе, с которым мириады их летят мимо лица, со звуком, больше похожим на прикосновение света.
я слушал и думал о зеленой воде в прилив полнолунья. как она тихонько поднимается к окнам и захлестывает лестницы, просится в город, просится в дома, облизывает камень длинным зеленым языком, дышит, дышит снизу, хватает за ноги.
я помню рассказ Чингизида о надписи на стенке - кто-то кого-то любит, смешные трогательные дети, помню свое узнавание в том, как ни с того ни с сего такая надпись поднимает ком в горле.
расскажите мне.
о простых и понятных вещах. не о том, как бухта на Черном море похожа на Белую Гавань, ах, моя эльфийская ностальгия, вот этого не надо говорить, этого не скажешь Богу, когда придешь плюнуть ему в лицо за то, что сделал он тебя таким нелепым уродом. я хочу еще услышать о бабочках на холме и надписях про Паоло и как ее там... ну. словом, какую-то девочку.

а то сердце мое далеко и что-то колотится слишком сильно.