о "прибраться" напоследок

Это по результатом одного (или нескольких?) разговора. Что иногда, когда узнаешь срок, уже точно, твердо, недвусмысленно узнаешь считанное количество - лет или дней, не важно, - бывает, что очень тянет прибрать за собой. Чтобы в гроб лечь легким и чистым, и чтобы никто не был обязан (да просто возможности такой не имел) разбирать после тебя немытую посуду, старые свитера с протертыми локтями, недостиранное и недоеденное, а пуще того - архивы.
И тогда передо мной проходит целая вереница литературных героев, от одной испанской старухи, которая копила в сундуке свое гробовое облачение, как подвенечный наряд, - до ведьм Праттчета, которые хорошо знают, когда умрут, поэтому совершенно не парятся мыслью "если ты внезапно умрешь и на тебе будет несвежее белье, ты заживо сгоришь от стыда, так что всегда надевай с утра чистое".
Как же невероятно может вывернуться призыв к постоянной внутренней готовности, скажу я вам.
И как невероятно управляется человек с тем, с чем не готов иметь дело. И я совершенно восхищен обоими механизмами, потому что прекрасно знаю за собой: если мне приснился особенно мерзкий сон, я пойду что-нибудь мыть. Если у меня что-то из рук вон не получается - я пойду наводить порядок там, где мне это доступно. Мне помогает. Почему, собственно, я могу запретить людям так же обращаться со смертью?
При общей хрупкости человеческой конструкции она способна на действия совершенной красоты. Не можем справиться с духом, переводим его в материю, а с материей уж понятно, как справляться.
Самое поразительно то, что на дух такие действия тоже влияют - если действующий помнит, ради чего все затевалось. Правда, как правило он не помнит.

Вряд ли я буду разбирать бумаги. Или одежный шкаф. Когда я думаю о "прибраться", я вспоминаю список "хочу закончить до того, как уйду". Обратный какой-то механизм. Я скорее думаю не о том, что может остаться после меня, а о том, что не останется ни за что, если я не приму меры.

Записи и разговоры в том числе. На самом деле, в данном случае прежде всего записи и разговоры.

нет, все-таки допишу

При определенной плотности работы все, что тебе нужно знать о друзьях, не вовлеченных в эту работу непосредственно, - это что у них все в порядке, цветы цветут, коты вопят, разбилась любимая кружка, на обед курица в молоке. Сердце твое спокойно, можно работать дальше.
(Это насчет того, что уж очень мало разговоров и очень много котиков, а о подкожном и не поговорить. Знаете, я чем дольше живу, тем больше убеждаюсь: для меня говорить о подкожном имеет смысл в самом начале, когда еще не знаешь, что оно - твое подкожное, и ты только нащупываешь его, нашариваешь и собираешь из обрывков разговоров.
А когда уже нашарил и собрал, и точно знаешь, что вот оно - то, чем ты занят, ты уже этим занят. И дальше говоришь о нем только с теми, кто им занят точно так же, как ты или вместе с тобой. Иногда из этих разговоров получается что-то итоговое, и ты делаешь запись, и на тот момент, когда ты это делаешь, ты уже очень далек от собирания и разговоров. Это уже обработанный опыт, результат.
Вообще, конечно, здесь очень близко тема закольцованного проживания эмоций, который подменяет процесс мышления. Но это уже потом, потому что через полтора часа у меня поезд, он повезет меня через цветущую Богемию, а потом будет открытие выставки великолепной Реццы, и сама Рецца, и ее фото, словом, при определенной плотности работы... )