об утрате пространства дружбы

Некоторое время назад я случайно наткнулся на интервью, взятое у героини "Набережной неисцелимых" - той, которой полон текст и чье имя ни разу не названо. Познакомились они еще в России, поэт и венецианка, вроде бы вполне понравились друг другу, и вроде бы к ней он помчался в Венецию с первой же существенной суммы денег. И через неделю она, если верить интервью, спустила его с лестницы. Потому что каждое утро начиналось с того, что уже хмельной Бродский кричал под ее окном непристойности, объявляя на всю Венецию, что желает эту женщину, несмотря на ее счастливое замужество.
Я читал интервью и думал - эх, похоже, что гениальный поэт профукал потрясающую дружбу. От стеснения он наседал на нее грубее, чем позволяло чувство юмора, или от самоуверенности - это уже совершенно неважно. Самое главное то, что они могли бы вместе провести множество часов в городе, в который были влюблены оба, да еще и за пищей богов: за разговором с умным и яростным собеседником. А вместо этого - неудачный роман, нечто жалкое и глупое, лопнувший шарик.

Два дня назад Тигра, по следам некоторых разговоров, сказала мне: если выражать мысль "как же вы задолбали со своим призраком того, что все вокруг всех хотят" более развернуто и менее эмоционально, то можно сказать вот что.
У людей, которые привыкли относиться к дружбе и приключениям как к очень большой ценности, вся эта истерия вокруг полов и хотения отнимает пространство, свободное от секса. Было множество ниш, в которых мог находиться человек, не очень-то заинтересованный в сексе или заинтересованный в чем-то другом гораздо больше, чем в сексе. Теперь этих ниш нет. Андерсен - педофил, Холмс и Ватсон - однополая пара, о вожатом отряда скаутов подумать страшно, не говоря уже о судах дальнего плаванья.
Секс - венец всего. Раньше была увлеченность любимым делом, азарт раскрытия тайн и загадок, всевозможных открытий и приключений, да просто удовольствие поговорить так, что небу жарко станет. Сейчас все это ничто рядом с гипотетическим сексом.
Все хотят всех. Дружбы не существует, любви к детям - не к своим, а к детям вообще - не существует, любимого дела не существует, открытий и приключений - тем более. Человеком руководит исключительно желание спариваться со всем, что движется.
Причем, что самое интересное, именно спариваться. Ни о создании семьи, ни о рождении детей речи не идет. Социальная значимость семьи падает, семья в своем старом виде явно уходит в прошлое, и поборники "классической" семьи часто и громко говорят об угрозе педофилии и однополых браков. Но приводит это в итоге не к укреплению семьи, а к уничтожению пространства, лишенного секса. К разрушению института дружбы. Удивительный и горестный результат.

Тигра, сказал я, это нужно записать. Не хочу, сказала Тигра, слишком вероятен холивар.
Тогда это запишу я, сказал я. Потому что такие вещи нужно произносить вслух. Нужно ставить палец - сейчас вот так, отдавайте, люди, себе в этом отчет.

Не знаю, почему так получилось. То ли действительно, потому, что продолжительный мир (то есть невостребованность мужчины-воина) плюс изобилие пустой информации, спама, которое приобрело гигантские масштабы, привело к тому, что человек начал возвращаться к "травоядным" инстинктам: чуть что - паника, любой шорох в траве следует воспринимать как угрозу, поэтому действуй так, как действует тот, кто находится рядом с тобой. То есть социальное поведение заняло ту нишу, в которой раньше была информация. Раньше же как: постарайся получить информацию первым. Теперь - получив информацию, постарайся по поведению ближнего понять, что она означает. И всегда паникуй. Это всегда спасает.
То ли, может быть, потому, что теперь вдруг считается, будто оргазм - это самое грандиозное переживание, которое может получить человек. И поэтому следует стремиться достигать именно его.
Я не знаю, почему.
Но есть все шансы на этой ерунде профукать потрясающую дружбу. Не говоря уже о приключениях.

поправки к "пространству"

До чего хорошо записывать за ближним.
Тигра прочла мою запись и сформулировала то, что она хотела сказать. Точно и хорошо.
А поскольку я излагал ее мысль, и это изложение было все-таки мое, будет правильно эту запись-поправку показать рядом.

Я говорила вот о чем: моногендерные компании находились ВНЕ интерперсонального сексуального поля. Человек мог быть заинтересован в сексе больше всего на свете, и три дня в бане и на даче с мужиками говорить ТОЛЬКО о кисках (недаром в определенный момент это породило некоторое количество бульварного чтива, в котором засветился и вполне себе Севела, например), но это были киски вовне. Девочка, у которой шесть мальчиков, из них семь - ублюдки, ночевала у подруги, рыдая в плечико, проводя ночи в разговорах, и сексуальность этих разговоров была ВНЕ их общения, хотя несомненно наличествовала. Фотографии с практики в пятидесятых, на который ездил в институте мой папа - куча мала из обнимающихся мальчишек довольно атлетического сложения - не то что не имела подтекста, его там просто некуда было бы всунуть.

Понятно, что это в большой степени был общественный договор, который периодически нарушался там и тут; но в целом это работало. Водяное перемирие такое, если угодно. Можно было быть озабоченным, можно было быть НЕ озабоченным, но некое в целом оговоренное свободное пространство было, и в нем это было неважно. Учитывая, насколько серьезным фактором для огромного количества людей является чувственность, такое пространство давало необходимую зону отдыха.

Если угодно, именно отсутствие этой зоны приводит к тому, о чем ты пишешь. И именно об этой зоне, на самом деле, кричат многие, если не большинство гомофобов, потому что остаться без нее может быть тяжеловато даже вполне себе проработанному человеку (и потому же гомофобия и малая внутренняя проработанность, как правило, идут рука об руку - потому что изменение внешних параметров, биотопа, тем тяжелее переносится, чем меньше индивидуум в состоянии сам себя контролировать в любом смысле слова. Кроме того, меньшая внутренняя проработанность вызывает очень негибкую интеграцию в социум, поэтому изменение социума воспринимается куда "ближе к сердцу".) Это как дом, в котором нет никаких дверей, включая санузел. Жить можно, но пока не переопределятся некоторые вещи - некомфортно очень. Ну и переопределение вещей - небезболезненно.

Я, кстати, не думаю, что институт дружбы прям так разрушится - никуда он не денется, но какое-то время уйдет на переопределение того, как она - дружба - себя представляет вовне. Вообще индивидуум, как не без оснований заметила Кэти, трудно прищучиваем. Но сейчас проблема именно в том, что нет согласованных путей коммуникации и самопозиционирования, а прежние разрушаются - в частности, именно потому что разрушаются базовые предпосылки. Классическая физика уже шатается, квантовая еще не возникла.

Вот, собственно, то, что я пыталась сказать - поскольку я пыталась понять, что движет таким большим количеством людей, которые категорически против легализации однополых связей, и даже не самих связей, а именно легализации. На самом деле, это действительно для постхристианской цивилизации изменение слишком серьезное, чтобы сопротивление можно было отнести исключительно на потребность толпы в образе врага или прочие линейные объяснения. И самое интересное для меня сейчас (не факт, на самом деле, что мы доживем, это долгие процессы, но мало ли) - как будут образовываться и обозначаться новые "безопасные" зоны. Не исключено, что не будут никак, по крайней мере в плане телесной чувственности - так сейчас и выглядит; но исходя из маятника, скорее всего, это изменится еще.