эти дни (продолжение)

Когда-то давно-давно, в моем шестом классе, я ходил на изостудию. Учитель наш, Сергей Павлович, всегда имел при себе острейший нож. Он затачивал карандаш невероятно быстро, четырьмя плавными движениями, снимая с грифеля сразу треть по всей длинне, так что острым получался не только кончик, но и вся заточенная часть.
Девочки ахали и подсовывали еще карандашей. Вот будет вам по сорок, смеялся Сергей Павлович, станете вы художники, будете вот так же точить карандаши, вам так же ахать будут.

Я это вспомнил, когда на одном из зачетов Маша горестно воззвала на всю аудиторию: нет ли у кого точилки, люди добрые?
Дай сюда, сказал я.
Самое странное, что нож у меня с собой был - косой резак по дереву, годный на все, но почему я сунул его в карман рюкзака - я уже не помню. В общем, он был. Я взял этот карандаш и заточил так, как показывал Сергей Павлович (хотя в тот момент не помнил об этом) - снимая сразу и грифель, и дерево, в четыре плавных среза. А вспомнил, когда Маша, получив карандаш, сказала:
- Ого!
Потом посмотрела на меня и снова сказала:
- Ого!
Мне сорок пять лет, по крайней мере тридцать из них я точу карандаши, еще бы не ого.
Такие вещи иногда вдруг всплывают.

то хум ит мей

Дорвался кое-кто до рисунка. Три месяца на голодном пайке, теперь туча немного пьян.