и я скажу за 91-й год

всякое было.
и отчаянье, и голод, и бездомье.
и все же, все же.
основной моей мыслью тогда было: "Выдрался! Выдрался!"
первый раз за множество лет было это ощущение - другого завтра. не такого, которое было запрограмированно вчера.
не такого, которое мне обещали долгие годы - как единственное и ужасное развитие событий.
и все зависело только от меня, ни от кого другого больше.
об этом и было отчаянье, но ощущение, что куда-то наконец выскочил, из тесного желоба, из определенности, с которой хоть убейся, ничего не поделаешь - это ощущение было, и было оно замечательно.

дай ему, намаявшемуся, отойти с тем же ощущением. по мне - заслужил.

PS. а что до "ну какое тебе дело, чужой был тебе человек", то вот что я скажу на это. мне в таком разе и страна эта чужая, и город не родной (что, в общем, сильно далеко от истины, как бы я порой не надувал губы). но пока я здесь - я живу с теми, кто управлет этим городом и этим государством, живу плотнее, чем в коммуналке. я могу, конечно, сделать вид, что это не так. но сберегу лучше силы на другое что-нибудь.

и я скажу за 91-й год

всякое было.
и отчаянье, и голод, и бездомье.
и все же, все же.
основной моей мыслью тогда было: "Выдрался! Выдрался!"
первый раз за множество лет было это ощущение - другого завтра. не такого, которое было запрограмированно вчера.
не такого, которое мне обещали долгие годы - как единственное и ужасное развитие событий.
и все зависело только от меня, ни от кого другого больше.
об этом и было отчаянье, но ощущение, что куда-то наконец выскочил, из тесного желоба, из определенности, с которой хоть убейся, ничего не поделаешь - это ощущение было, и было оно замечательно.

дай ему, намаявшемуся, отойти с тем же ощущением. по мне - заслужил.

PS. а что до "ну какое тебе дело, чужой был тебе человек", то вот что я скажу на это. мне в таком разе и страна эта чужая, и город не родной (что, в общем, сильно далеко от истины, как бы я порой не надувал губы). но пока я здесь - я живу с теми, кто управлет этим городом и этим государством, живу плотнее, чем в коммуналке. я могу, конечно, сделать вид, что это не так. но сберегу лучше силы на другое что-нибудь.

***

а как же дети, так отовсюду и слышится, как же дети.
а дети так, что ничего не ведают о собственной смерти.
вот чужую - да, чужую чуят, отлично ее различают. а своей - нигде не видят. ни в зеркале, ни во сне. в глаза скажи - отмахнутся.
и оттого все люди на свете - это маленькие девочки. маленькие живые девочки и маленькие мертвые девочки.
а мальчики не в счет.
они потом откуда-то берутся, если девочки не получилось. ведь так бывает, что не получается быть девочкой, никак, ни во сне, ни в яви, уж который день на свете живешь, а все не получается стать девочкой, и тогда становишься мальчиком, и вечно ходишь вокруг девочек, у которых получилось - все принюхиваешься, гадаешь, ну вот как им это все удается? быть маленькими девочками, да еще и живыми или мертвыми.
на мертвых маленьких девочках держатся все мальчики мира. мертвые маленькие девочки владеют их умами и сердцами, а иногда - головами, да не как-нибудь, а в горшке с базиликом. мертвые маленькие девочки теребят мальчиков день и ночь: скажи, что я жива. скажи, что я на свете всех милее, всех румяней и белее, ты на хрустальный гроб не смотри, ты не останавливайся, говори, говори, да, вот так, вот так, и сюда скажи, и вот сюда тоже. и каждый пальчик в отдельности. я так хочу быть живой.
и маются мальчики, говорят без умолку, бормочут что-то про глубины непонятых душ, то ли своих, то ли девочковых, то ли всех сразу. я спасу тебя, мертвая девочка. сначала я тебя спасу, потом ты меня спасешь, а потом вместе мы будем спасаться изо дня в день, потому что иначе придется признать, что не спасаемы, а пасомы, и не думай, бедный мальчик, что ты тут овчарка. ты и овчарка, и овца, и волки, которых давным-давно нет в наших краях. и все это - ради маленькой пастушки в розовом, она сидит посреди цветущего луга, твоя ненаглядная, она джержит на руках тебя-ягненка, она покрикивает на тебя-собаку, она обмирает от мысли о тебе-волке, но на этот случай у нее есть толстая можжевеловая палка. только не останавливайся, не останавливайся, и вот сюда, и вот здесь, и каждый пальчик в отдельности.
избавь меня, Господи, наконец от этой женщины, пошли мне, Господи, другую такую же.
а на живых маленьких девочках держится весь мир. но им не нужны мальчики, они и так живые.

***

а как же дети, так отовсюду и слышится, как же дети.
а дети так, что ничего не ведают о собственной смерти.
вот чужую - да, чужую чуят, отлично ее различают. а своей - нигде не видят. ни в зеркале, ни во сне. в глаза скажи - отмахнутся.
и оттого все люди на свете - это маленькие девочки. маленькие живые девочки и маленькие мертвые девочки.
а мальчики не в счет.
они потом откуда-то берутся, если девочки не получилось. ведь так бывает, что не получается быть девочкой, никак, ни во сне, ни в яви, уж который день на свете живешь, а все не получается стать девочкой, и тогда становишься мальчиком, и вечно ходишь вокруг девочек, у которых получилось - все принюхиваешься, гадаешь, ну вот как им это все удается? быть маленькими девочками, да еще и живыми или мертвыми.
на мертвых маленьких девочках держатся все мальчики мира. мертвые маленькие девочки владеют их умами и сердцами, а иногда - головами, да не как-нибудь, а в горшке с базиликом. мертвые маленькие девочки теребят мальчиков день и ночь: скажи, что я жива. скажи, что я на свете всех милее, всех румяней и белее, ты на хрустальный гроб не смотри, ты не останавливайся, говори, говори, да, вот так, вот так, и сюда скажи, и вот сюда тоже. и каждый пальчик в отдельности. я так хочу быть живой.
и маются мальчики, говорят без умолку, бормочут что-то про глубины непонятых душ, то ли своих, то ли девочковых, то ли всех сразу. я спасу тебя, мертвая девочка. сначала я тебя спасу, потом ты меня спасешь, а потом вместе мы будем спасаться изо дня в день, потому что иначе придется признать, что не спасаемы, а пасомы, и не думай, бедный мальчик, что ты тут овчарка. ты и овчарка, и овца, и волки, которых давным-давно нет в наших краях. и все это - ради маленькой пастушки в розовом, она сидит посреди цветущего луга, твоя ненаглядная, она джержит на руках тебя-ягненка, она покрикивает на тебя-собаку, она обмирает от мысли о тебе-волке, но на этот случай у нее есть толстая можжевеловая палка. только не останавливайся, не останавливайся, и вот сюда, и вот здесь, и каждый пальчик в отдельности.
избавь меня, Господи, наконец от этой женщины, пошли мне, Господи, другую такую же.
а на живых маленьких девочках держится весь мир. но им не нужны мальчики, они и так живые.