(no subject)

«Ради Бога, только не пустота.»
В раковом корпусе лежит пожилая немка, она смертельно больна, в этом корпусе – смертельно больны все. Ее разрывают на части боль, химиотерапия, старость, раковые клетки, которые растут на ней, но не для нее. Ей отказывает все, куда там до чувства меры. Ее соседка – русская, у нее тоже рак, ее точно так же грызут изнутри химия, опухоль, собственный возраст. И вот немка, услышав, что соседка не знает немецкого языка, тратит силы, бесценные силы, - на что? На то, чтобы объяснить самыми простыми словами, как ребенку или собаке: «Вы – плохая женщина, потому что не знаете немецкого. Не понимаю, почему вы не живете со всеми другими плохими людьми» - «Это кто – плохие люди?» - «Все те, кто не знает немецкого».
Ей важно, ей немыслимо важно не остаться одной в пустоте, ей важно причислить себя к хорошим людям, но у нее ничего больше нет, ни здоровья, ни сил, ни молодости, ничего – кроме немецкого языка.
Ради Бога, только не пустота.
Вы знаете, зачем вам Бог? Не на суд, не на страх, вообще ни на что из того, что могут предоставить другие люди.
Он вам затем, чтобы там, где вы окажетесь совершенно одни, - в той самой пустоте, где нет никого, кроме вас, то есть и вас тоже нет, но все-таки есть, - чтобы там были ладони, которые вас подхватят. Приласкают или ударят – неважно, так страшно, что уже совершенно неважно, лишь бы они были сильными, эти ладони, им не нужно лицо, никто не ждет от Бога лица так, как ждет Его ладоней, потому что они сильнее пустоты, потому что они – подхватят. Потому что человеку невыносимо думать о пустоте, где никто не подхватит.
Всеми силами человек избегает пустоты. Избегает оказаться с чем-либо один на один – потому что тут же думает о смерти, и ему становится страшно.

Человек, дорогой мой, до смерти еще нужно дожить. Ты не представляешь, хороший мой человек, как это мучительно и страшно – доживать до смерти, если впервые сталкиваешься с пустотой перед самым концом, и тогда уж действительно остается уповать только на Его ладони. Но ты не узнаешь их, если до того ни разу в них не был.
Дело не в том, что в пустоте страшно умирать, дело в том, что она вообще не для этого. Дело в том, что с Божьими ладонями, дорогой мой человек, ты сталкиваешься каждый день. Точно так же, как и с пустотой. И, уверяю тебя, мой ближний, если ты не научишься их распознавать на свету, в радости и здоровье, то ни за что не распознаешь в болезни, страхе и тьме. Болезнь, страх и тьма – очень плохие учителя, совсем негодные. Без них все равно не обойдешься, но учиться пребыванию в пустоте – и в ладонях Бога - все-таки лучше на чем-нибудь другом.
Я провел неделю в раковом корпусе больницы Милосердных Братьев, и я бы, может, и рад осудить бедную старую фрау, а с ней и всех тех, кто делит мир на агнцев и козлищ, но я весь внутри плачу.

(no subject)

«Ради Бога, только не пустота.»
В раковом корпусе лежит пожилая немка, она смертельно больна, в этом корпусе – смертельно больны все. Ее разрывают на части боль, химиотерапия, старость, раковые клетки, которые растут на ней, но не для нее. Ей отказывает все, куда там до чувства меры. Ее соседка – русская, у нее тоже рак, ее точно так же грызут изнутри химия, опухоль, собственный возраст. И вот немка, услышав, что соседка не знает немецкого языка, тратит силы, бесценные силы, - на что? На то, чтобы объяснить самыми простыми словами, как ребенку или собаке: «Вы – плохая женщина, потому что не знаете немецкого. Не понимаю, почему вы не живете со всеми другими плохими людьми» - «Это кто – плохие люди?» - «Все те, кто не знает немецкого».
Ей важно, ей немыслимо важно не остаться одной в пустоте, ей важно причислить себя к хорошим людям, но у нее ничего больше нет, ни здоровья, ни сил, ни молодости, ничего – кроме немецкого языка.
Ради Бога, только не пустота.
Вы знаете, зачем вам Бог? Не на суд, не на страх, вообще ни на что из того, что могут предоставить другие люди.
Он вам затем, чтобы там, где вы окажетесь совершенно одни, - в той самой пустоте, где нет никого, кроме вас, то есть и вас тоже нет, но все-таки есть, - чтобы там были ладони, которые вас подхватят. Приласкают или ударят – неважно, так страшно, что уже совершенно неважно, лишь бы они были сильными, эти ладони, им не нужно лицо, никто не ждет от Бога лица так, как ждет Его ладоней, потому что они сильнее пустоты, потому что они – подхватят. Потому что человеку невыносимо думать о пустоте, где никто не подхватит.
Всеми силами человек избегает пустоты. Избегает оказаться с чем-либо один на один – потому что тут же думает о смерти, и ему становится страшно.

Человек, дорогой мой, до смерти еще нужно дожить. Ты не представляешь, хороший мой человек, как это мучительно и страшно – доживать до смерти, если впервые сталкиваешься с пустотой перед самым концом, и тогда уж действительно остается уповать только на Его ладони. Но ты не узнаешь их, если до того ни разу в них не был.
Дело не в том, что в пустоте страшно умирать, дело в том, что она вообще не для этого. Дело в том, что с Божьими ладонями, дорогой мой человек, ты сталкиваешься каждый день. Точно так же, как и с пустотой. И, уверяю тебя, мой ближний, если ты не научишься их распознавать на свету, в радости и здоровье, то ни за что не распознаешь в болезни, страхе и тьме. Болезнь, страх и тьма – очень плохие учителя, совсем негодные. Без них все равно не обойдешься, но учиться пребыванию в пустоте – и в ладонях Бога - все-таки лучше на чем-нибудь другом.
Я провел неделю в раковом корпусе больницы Милосердных Братьев, и я бы, может, и рад осудить бедную старую фрау, а с ней и всех тех, кто делит мир на агнцев и козлищ, но я весь внутри плачу.