о праге и призраках

На краю Праги стоит Вышеград. Огромная крепость на скале, настоящий форт. Изначально это был город, один из тех городов-районов, которые вечно дрались друг с другом и в конце концов создали Прагу. В середине 17 века кайзеру Фердинанду понадобилось выстроить здесь крепость, и это было сделано на совесть. Если по Великой китайской стене может проехаться повозка, то в Вышеграде небольшая повозка прекраснейшим образом может проехать внутри стены.



Находиться там - все равно что находиться внутри очень большой флейты. По темному времени суток в тоннеле горели свечки, но днем он освещается - узкими световыми колодцами, пробитыми сверху, сквозь восемнадцать метров кладки. Говорят, что идешь из одного светового столба в другой - и один из них мы видели, нашелся неосвещенный угол. Свет снаружи шел совершенно синий, как будто лунный. И постоянно сквозит. То ли воздухом, то ли светом.
Заканчиваются коридоры очень большим, как собор, помещением. Выныриваешь из темноты и узости на свет и простор - и попадаешь на призрак Карлова моста. А потом выясняется, что вовсе даже не призрак, а здесь, в прохладе и уюте, хранятся как раз подлинники статуй, когда-то с моста снятых.
И тени по стенам мечутся, как летучие мыши.



В общем, хорошее место. Очень хорошее.

о праге и призраках

На краю Праги стоит Вышеград. Огромная крепость на скале, настоящий форт. Изначально это был город, один из тех городов-районов, которые вечно дрались друг с другом и в конце концов создали Прагу. В середине 17 века кайзеру Фердинанду понадобилось выстроить здесь крепость, и это было сделано на совесть. Если по Великой китайской стене может проехаться повозка, то в Вышеграде небольшая повозка прекраснейшим образом может проехать внутри стены.



Находиться там - все равно что находиться внутри очень большой флейты. По темному времени суток в тоннеле горели свечки, но днем он освещается - узкими световыми колодцами, пробитыми сверху, сквозь восемнадцать метров кладки. Говорят, что идешь из одного светового столба в другой - и один из них мы видели, нашелся неосвещенный угол. Свет снаружи шел совершенно синий, как будто лунный. И постоянно сквозит. То ли воздухом, то ли светом.
Заканчиваются коридоры очень большим, как собор, помещением. Выныриваешь из темноты и узости на свет и простор - и попадаешь на призрак Карлова моста. А потом выясняется, что вовсе даже не призрак, а здесь, в прохладе и уюте, хранятся как раз подлинники статуй, когда-то с моста снятых.
И тени по стенам мечутся, как летучие мыши.



В общем, хорошее место. Очень хорошее.

россыпью

В трамвае, две девушки, одна местная, одна приезжая:
- Очень тяжело выйти замуж в России. Знаешь, что говорят о российских мужчинах? Что они – как общественный туалет, либо занято, либо такое творится, что войдешь – сильно пожалеешь.

***
Купили беговые кроссовки. Признаться, я снова взял бы обычный черный замшевый "найк", они у меня на все, в хвост и в гриву. Но "найк" был от сорок первого. Я вздохнул и нашел что-то синее, с большим количеством прошивок, с накладками, то есть с виду - полный фонит, без чушиков. Зато супинатор хороший. Я их опробовал в первый же вечер. Теперь рыдаю о бесцельно прожитых годах. Покажите мне этого человека, который всю весну не мог больше шести километров пробежать, я покажу ему беговую обувь. Прямо в зеркало.

***
В Праге настало то великолепное время, когда на солнце город плывет от жары, а в тени - хорошо, любой запах, от травы, от жасмина, от розовых кустов, согнувшихся этим летом под цветами, как яблони, - усиливается вдвое под солнцем, и втрое вечерами - потому что перед грозой. Поспела черешня, дичок, ею полон весь город, можно идти через парк, срывать по ягоде и совать в рот, она кисловата, но очень сочная. Клубнику продают корзинами, сразу по два-три кило.

***
Линор Горалик, о литературе:

"Так вот, для меня как для читателя «хорошая книга» — это книга, которая приносит мне утешение. Причем утешение, опять же, не значит повязывание розовых бантиков на все окрестные предметы. Причиненная книгой боль может быть утешением, потому что ты обнаружил, что способен чувствовать боль. Принесенная книгой тревога может быть утешением, потому что есть в мире, значит, человек — автор этой книги, — разделяющий твои тревоги. Словом, тут можно долго перечислять."

Для меня как для живущего существа хорошая жизнь - это жизнь, которая приносит утешение. Только без бантиков на все окрестные предметы, пожалуйста. Более того, когда потребность повязывать розовые (или черные, не суть) бантики перестает вопить в голос и начинает отступать за угол, это и есть верный признак того, что живешь хорошую жизнь. Или читаешь хорошую книгу, что, в общем, совершенно одно и то же.
 
 

россыпью

В трамвае, две девушки, одна местная, одна приезжая:
- Очень тяжело выйти замуж в России. Знаешь, что говорят о российских мужчинах? Что они – как общественный туалет, либо занято, либо такое творится, что войдешь – сильно пожалеешь.

***
Купили беговые кроссовки. Признаться, я снова взял бы обычный черный замшевый "найк", они у меня на все, в хвост и в гриву. Но "найк" был от сорок первого. Я вздохнул и нашел что-то синее, с большим количеством прошивок, с накладками, то есть с виду - полный фонит, без чушиков. Зато супинатор хороший. Я их опробовал в первый же вечер. Теперь рыдаю о бесцельно прожитых годах. Покажите мне этого человека, который всю весну не мог больше шести километров пробежать, я покажу ему беговую обувь. Прямо в зеркало.

***
В Праге настало то великолепное время, когда на солнце город плывет от жары, а в тени - хорошо, любой запах, от травы, от жасмина, от розовых кустов, согнувшихся этим летом под цветами, как яблони, - усиливается вдвое под солнцем, и втрое вечерами - потому что перед грозой. Поспела черешня, дичок, ею полон весь город, можно идти через парк, срывать по ягоде и совать в рот, она кисловата, но очень сочная. Клубнику продают корзинами, сразу по два-три кило.

***
Линор Горалик, о литературе:

"Так вот, для меня как для читателя «хорошая книга» — это книга, которая приносит мне утешение. Причем утешение, опять же, не значит повязывание розовых бантиков на все окрестные предметы. Причиненная книгой боль может быть утешением, потому что ты обнаружил, что способен чувствовать боль. Принесенная книгой тревога может быть утешением, потому что есть в мире, значит, человек — автор этой книги, — разделяющий твои тревоги. Словом, тут можно долго перечислять."

Для меня как для живущего существа хорошая жизнь - это жизнь, которая приносит утешение. Только без бантиков на все окрестные предметы, пожалуйста. Более того, когда потребность повязывать розовые (или черные, не суть) бантики перестает вопить в голос и начинает отступать за угол, это и есть верный признак того, что живешь хорошую жизнь. Или читаешь хорошую книгу, что, в общем, совершенно одно и то же.