Александр Шуйский

Окончательно понял, что большие тексты не могу писать на компьютере.
Маленькие - сколько угодно.
Но как только идет большой текст, у меня даже на компе начинаются огрызки - один файл, второй, третий, файл основного текста, файл поправок, файл невнятных соображений и еще парочка - лирических отступлений. Похоже, я пишу и рисую все-таки одним и тем же способом: куча эскизов, зарисовок, набросков, которые в момент создания конечной вещи должны быть у меня перед глазами все, а не по одному на экране.
А если учитывать, что я никогда не пишу поступательно, а всегда выхватывая куски из середины - потому что вот этот жест вижу хорошо, и вот этот - тоже, а между ними непонятка пока, черт его знает, как это заполнять, - то чем больше текст, тем больше файлов разбросано по всем носителям.
Забавное ощущение.
Я тут уже некотрое время формулирую идею пространства непрерывности для любой большой работы - чтобы, если пришлось ее оставить на неделю, возвращаться к ней такой же горячей, какой он была, когда плавилась под руками. Чтобы вот буквально, входить в текст как в мастерскую - все под рукой и хорошо помнишь, где закончил.
И, судя по всему, бумажный носитель мне нагляднее, чем экран компьютера. Эдак на меня никаких экранов не напасешься.

Почти кончилось лето, почти не был у моря, почти не надеюсь побывать, обязательно съезжу в ноябре, так или иначе.
Невозможно рассказывать, невозможно писать эти тексты, они складываются аккуратно в голове, почти как письма, никогда не бывают отправлены, всегда достигают адресата.
Почти не снятся сны, почти не бываю не занят, почти ни о чем не думаю, кроме того, что еще не сделано, делаю при этом постоянно что-то другое, почти сажусь и реву, на самом деле никогда - видишь ли, плакать то же самое, что рассказывать, иногда даже сложнее, ведь рассказать можно извернувшись, что говоришь не о себе, а плакать не о себе невозможно, но если я сяду так рассказывать, то проговорю очень долго, у меня накопилось почти на книгу, но ты ведь непременно спросишь - почему не пишешь тогда, и я не буду знать, что ответить, кроме, разве что:
погоди, я уже почти все переделал.
Когда очень долго не делаешь то, что хочешь, то когда уже можно, ты не в силах даже подойти близко. Находишь дела, отговорки, берешь четыре срочных работы, двести двадцать обязательств, хорошо еще, если приют не открываешь. Вот пусть оно, вожделенное, еще немного побудет нетронутым, как ночной снег, пусть полежит на краю стола, неначатое, но полностью готовое, пусть еще позовет в полный голос. Ты на этот голос шел столько времени, единственное, что тебя держало в куче нежеланных дел - когда они кончатся, ты займешься вот этим, единственным. И прошел через такие вещи, за которые никогда бы не взялся, не будь у тебя этого обещания впереди. Ты твердо знаешь, что золушку ожидает бал, но ты давно сам себе и золушка, и мачеха, и крестная фея. Поэтому все своими руками - и дворец, и праздник, и намолоть кофе на месяц, и сорок розовых кустов, будь они неладны, сегодня почти успел, почти все сделал, на бал поедешь завтра, а сейчас все равно уже почти спишь, какие балы на такую несчастную голову.

Но это все ерунда, самое главное знаешь что - утром, когда первое солнце в окна, пахнет почти как дома, и коса отросла ниже лопаток, так что мокрая весит почти привычно, стоишь под душем после пробежки - и почти ты, голове тяжело и звонко, по лицу текут соленые струи, собственный пот пополам с душем, почти море.
Почти пришел в себя, почти скучаю, почти пишу. Почти поймал что-то самое важное на свете, оно пригрелось где-то поблизости и совсем-совсем не собирается уходить.

Очень холодно. Со всех сторон. Январь как-то враз вспомнил, что он вообще-то январь. Зато Прага под снегом немедленно становится другим городом, незнакомым, сказочным, с золотым небом над белыми крышами.

Фейсбук трогательный. У меня там картинки, их хорошо раскидывать по альбомам. Заливаю очередную, на странице крупно высвечивается лицо и вопрос, требовательно так: а кто это? Так тебе все и скажи, ага.
Еще к разговорам с пространством. Захожу сегодня в книжный, месяц назад заинтересовал меня один не то маленький альбом, не то хорошо иллюстрированная энциклопедия: ретроспектива колод Таро. Оказалось, что ее распродали, я от огорчения взялся рыться вокруг, натыкаюсь: Генри Келли, "Жизнеописание Сатаны". Мало того, что этот пройдоха выжил, так он еще и мемуары пишет. И не стесняется.
Ну, без добычи я не ушел: унес трехтомник библиотеки Хогвартса (с рукописными пометками к "Волшебным существам и как их найти", ага, к главе "учет и контроль популяций, а также скрещивания", под строчкой насчет строгого запрета на несанкционированное разведение - "А Хагрид-то и не знает!"), и "Тигра Томаса Трейси" Сарояна, английско-чешскую билингву У нас места прибавилось, можно смело заниматься несанкционированным разведением редких книжных видов.
Трехтомник из библиотеки вот такой:
Насмотреться на него не могу, по-моему, вот так и должны нынче книги выглядеть.

Крыськ, зачем ты нам сказала про пардубицкие пряники. Хуже всякого рахат-лукума от Белой Колдуньи, честное слово.

А, да, вот еще что я хотел сказать. Что у понятия "власть" есть множество значений. Но чаще всего используется значение "власть над социумом". То есть власть одного человека над другими людьми. В любом виде, от гардеробщицы до верховного судьи. Власть над миром - это нечто совсем другое. Социальная власть требует социальных навыков, она полностью исчезает, если исчезают те, кто этой властью наделил. Власть над миром предполагает по меньшей мере межвидовой диалог: мира и носителя власти. Если носитель власти не способен поддерживать этот диалог, то есть хотя бы на время контакта превращаться в тот самый мир, над которым властен - власть полностью исчезает. Что называется, прочувствуйте разницу.

Сунул с утра в посудомойку все вилки, ни одной к завтраку не оставил. Ел яичницу ножом и хлебом, как в эпоху до изобретения плоеных воротников. Зачем их только изобрели, спрашивается, без вилок гораздо вкуснее.

"Пресное" что угодно по-чешски - "сладкое". Ну, к сладкому маслу я давно привык в том смысле, что оно несоленое. Но вот на рынке сегодня было: сладководная рыба. От самой идеи того, что пресная вода - сладкая, у меня проскакивает что-то в голове и сердце одновременно, будто они разом отзываются на звон невидимой струны между ними. Сладкая вода. Вот эта, которая из-под крана или в родниках, или в бутылях. Сладкая. Все-таки язык очень много говорит о том, как его носитель думает.

Снилась сегодня какая-то махровая антиутопия - приезжаю в Питер, иду менять паспорт, забираю его и вижу через весь оборот страницы с фотографией штамп красными чернилами: "неблагонадежен". Ну, думаю, нахрена приехал, а? А паспорт надо наяву менять, в этом году. Через консульство - дорого и долго, но, похоже, "тихий путь верней". Я понимаю, чтобы такие сны не снились, нужно полностью перестать читать новости, но я уже и так только френд-ленту читаю, на необитаемом острове, конечно, было бы спокойнее, но гораздо скучнее.

Коська как-то неожиданно сильно вырос, перегнал старших кошек, стал настоящий красавец, и это еще не конец. А ведет себя по-прежнему как шпана малолетняя.

Живой журнал сильно лихорадит, хотел еще вчера сделать запись в тхт на предмет новых "пятнашек" - теперь будем ждать, пока хоть как-то связь наладится, в таких условиях не поиграешь. Чувствую себя ребенком, который засыпал в Крыму с мыслью завтра с утра побежать на море, наделать там дел, вволю наваляться на пляже и накупаться, - а проснулся в городе за полярным кругом, причем за окном метель, фонари раскачиваются и даже погулять как-то не очень выйдешь, не то что искупаться.

Фейсбук - совсем, совсем не текстовое пространство. Я сделал себе страницу, http://www.facebook.com/alexander.shuisky , и если накроется жж, то мои картинки и штучки можно будет найти там, поскольку это большой кусок того, что я делаю наружу. Но тексты останутся здесь, на дримсе, и здесь же останутся письма с  Земли, и я пока что не знаю, как поступлю со всем этим дальше. Стендалон, конечно, выход, и он мне нравится, но не очень.
Трансляцию в жж я оставлю в любом случае.

Полночь нового года провели на улице, Прага, как всегда, палила со всех площадей, мостов и островов, и мы уже третий год смотрим с высокого берега, как расцветает небо над рекой и башнями. Но в этом году все святки у нас стоит безумная, прекрасная весна, я сегодня с утра убежал в парк, он зеленый и рыжий снизу, синий сверху, белки и не думали перелинять, а сороки дерутся за гнёзда. Вчера нам повстречалась семья из мамы и трех детей на новеньких колесах - двое роликов, один самокат, все такие блестящие, что сразу видно: подарки на Рождество. От мысли, что второго января можно, пока солнце, сбегать в парк опробовать новые роликовые коньки, в голове начинают прыгать солнечные чертики.

У Абрикоса отрастают новые, белые и красивые зубы, а молочные еще не выпали, и теперь у бедного кота в пасти по два клыка с каждой стороны,  да и других зубов два ряда, и десны кровят. Каждый раз, когда он зевает, пасть закрывается с ощутимым лязгом. Вчера попытался с разбега забодать елку, она едва устояла. Хороший котик растет, качественный.

В наших книжных появилось, конечно же, свежее издание трилогии LotR'а, в одной коробке с "Хоббитом", не говоря уже о том, что продается альбомного формата четырехтомник с Аланом Ли, правда, на чешском, а я, конечно же, хочу оригинал. Но зато в английском отделе стоит коробка с тремя тонкими томиками "Из библиотеки Хогвартса": квиддич, волшебные существа и как их найти и сказки барда Бидля. Во всех книжках печатный текст пестрит рукописными пометками, сущие маргиналии, и как же мне это нравится.
И как же мне нравится то, что бумажной книге, похоже, возвращается статус драгоценности, достояния, достойного футляра для текста, где и текст, прямо скажем, не сиюминутка.
Хожу и выдумываю себе книжный шкаф с Содержимым.

Резко потемнело, листья полетели градом, как монеты, а потом полило потоком, будто огромный чан выворачивают над домом, и все темнее и темнее с каждой минутой.
При этом в общем и целом - теплынь, вчера был невероятно разноцветный вечер, с золотым небом, ярко-синими тучами, темными башнями в золотое небо. Со стороны заката из-под туч бил ярко-алый, невозможно фламинговый цвет, окрашивал бок каждой башни.
Сидя на красивом холме, я часто вижу сны, да. Тут сплошные холмы, один другого прекраснее и все во сне.

О снах еще: сегодня у Митрича сработало как щелчок -
"Литература есть осознанное сновидение", Борхес.
Не знаю, правда ли это Борхес, но сработало. Я все равно так или иначе двигаюсь в эту сторону, если бы мне остался год, я потратил бы его на сны, а их все равно записывать. Что мне, собственно, мешает. Да ничего.
Меня недавно спросили - почему больше сказок не пишу. Видимо, сменился голос. Или так и не сменился еще. Но что вместо сказок теперь сны, это уж точно. А сны рассказывать не очень интересно. Зато осознанные сны - можно даже не рассказывать. Их можно просто жить. И не думать о языке, ракурсах и прочем. Может быть, это выход. А то я что-то зациклился на том, чтобы было интересно.

Прочел сегодня в ленте замечательное: 21 декабря земля войдет в [нулевую зону]. (Признаться, я не очень понял, куда она там войдет.) Пространство это будет непроницаемо для волн, и волны перестанут распространяться. Не будет света и звука. Будут сполохи в темноте и тишине и миражи. Так продлится три дня, потом пойдет новый отсчет у всех, кто выжил, потому что смертей будет много, люди замерзнут и посходят с ума. Запасайте дрова, воду и свечи.
Я прекрасно понимаю, что это, мягко говоря, неправда. Как правильно заметил в разговоре об этом Чингизид, перезагрузки не выглядят как "съездить на дачу с запасами, пока нет электричества, пересидим, пока не включат обратно". Но постоянно ловлю себя на мысли, что я бы посмотрел. Вот просто посмотрел бы я на три дня тьмы и тишины, с беззвучными сполохами в темноте. Очень жаль, что не увижу.

Писать плоским пером и тушью еще круче, чем тонкими фломастерами.
Иногда даже жаль, что я не могу сканировать и выкладывать здесь просто фото страниц моего дневника. Иногда думаю над тем, чтобы вести так здешний журнал, но каждый раз отказываюсь от этой идеи, может быть, зря. Однажды даже нарисовал кучу заставочных инициалов, чтобы вставлять их картинкой как первые, но так и не разобрался, как сделать так, чтобы их обтекал текст.
"И начинанья, взнесшиеся мощно", ну да.

Ведь действительно, при свечах, слава изобретателю батареи.
Быстрый проход по дому выявил шесть начатых свечек и четыре еще совсем свежих. Неожиданный свет, даже от маленькой свечки, очень бьет по глазам, разглядеть почти ничего невозможно, разве что не споткнешься.
Но если расставить штуки четыре на полках повыше к потолку, кухня освещается неярким, но ровным светом, можно ужинать и даже писать.
Все-таки хорошо иметь свечи в доме. Вроде бы помеха, досадная, а сколько удовольствия.

- Все-таки болезнь - это очень сложное состояние. Никогда не знаешь, кто из нее вылупится. Вот представляешь, заползает в меня под видом вируса какая-нибудь разумная амеба...
- Одна?
- Одной хватит. Заползает и начинает распоряжаться. Хочу, говорит, в круиз по Средиземному морю срочно!
- А я ей тогда и говорю: на круиз нужно лишних денег.
- А это будет такая специальная амеба. Которая умеет быстро добывать очень лишних денег.
- Я за! Я тоже хочу в круиз по Средиземному морю. Ты не мог бы договориться? Пусть себе заползает, добывает, потом мы поедем в круиз и...
- И чего?
- И я как следует потрясу тебя над морем, она и выскочит! А круиз нам останется.
- Да? Пожалуй, вторую часть плана ей сообщать не надо...
Убегает кофе. Тигр заглядывает мне через плечо:
- Не знаю, как потом, но сейчас - это точно ты. Тебя тестировать можно - если ты варишь кофе, ржешь как конь, кофе терпит-терпит, а потом делает ноги - это точно ты. Никаких сомнений.

Так получилось, что я в последнее время пересматриваю диски, привезенные из Питера.
(Мы купили телевизор, ага. Должен же я был посмотреть, как выглядит полная версия Властелина колец на чем-нибудь большем, чем 17 или даже 19 дюймов.)
То есть пересматриваю то, что не видел года три по крайней мере.
И вот, клипы Фармер. Optimistique moi. Смотрю вполглаза, слушаю примерно так же. И слышу чешский. Даме а панове, витаме вас в нашем циркусе! Вот так вот. Чешский. Да и дорога, по которой оптимизированная девушка уезжает, сильно смахивает на шоссе на Карловы Вары, но тут точно не скажу.
А теперь - фокус, а как же. По гриму, общему настрою, вообще всему - цирк этот сильнейшим образом смахивает на цирк из клипа "Ну почему же я не мальчик" (Sans contrefaсon), с оживающей куклой, ну да. Голем - чисто чешское изобретение, да и кукол у нас - как масок в Венеции.
Даже если это все случайно - ну показался режиссеру именно чешский самым чужим на звук языком, почему бы нет, - все равно хорошо сложилось. Если нарочно (а я в этом практически уверен, все клипы Фармер сделаны очень тщательно) - это просто отлично.

И вот - языки. Сколько ни знаешь, все мало. И какое же это все-таки удовольствие - выхватывать пласты, которые в силу просто безграмотности не видел много лет. Я под эти клипы возился с квартирой еще тогда, когда они у нас на кассетах были. И не слышал. А ведь раз двести прослушал, наверное.

Приснилось, что у меня в руках - целая папка рукописных материалов, и среди них - неизвестное стихотворение Бродского. Великолепное стихотворение. Та смесь тоски и бессмертия, которая возможна только у него.
Разумеется, ни строчки не помню. Эх.
Пошел перечитывать "Набережную...", ну и...



И все это - вместо того, чтобы делом заниматься, ну да. Скучатя.