за два дня

Вчера: просто хороший домашний день, отсыпались, приходили в себя после Вены.
Вечером пошли пить вино в хорошей компании, выпили изрядно, домой возвращались почти пешком. Ночной трамвайчик довез нас до границы темных садов, и мы пошли домой через Летню, через цикадовые заросли, запахи опавших после жары каштановых листьев, через все-еще-лето. Нашли на дорожке ежика, он не был очень уж доволен встречей, но погладиться все-таки дался.

Понимаешь, говорил я, беда так называемых взрослых людей даже не в том, что у них нет энергии, нет ни на что сил, и они не могут понять, куда оно все делось. Беда в том, что это считается нормальным течением событий. Так должно быть, и все тут. И что прежде всего - они не знают, а на что им может быть нужна эта самая энергия в возрасте сорока лет. Детей подняли - и слава богу, долг исполнен. А вот задай кому вопрос - что ты будешь делать, если у тебя будет столько же энергии, сколько было в детстве, лет в одиннадцать-двенадцать, дальше уже не берем, дальше уже усталость становится усталостью, а не самым лучшим способом заснуть и увидеть, как летаешь во сне. Что будешь делать, куда себя денешь? Ведь не знают. Хотят жизненных сил ради них самих, и это очень, очень понятное желание, но совершенно неисполнимое. А самое главное - повод для жалости.
Потому что сил нет ни на что, хоть бы ремонт сделать, хоть бы детей в школу собрать, и то уже хорошо. И почти постоянно себя жалко. И любая информация извне - повод либо пожалеть себя, либо кого-то еще.
Понимаешь, говорил я, я раньше думал, что это лень, или страх, или достаточно объяснить, что ресурс берется вот там и вот там, и все сразу начнут носиться с бабочками в животе посреди георгиновых полей. Я никогда не думал, насколько это останавливает и обессиливает - эта самая жалость. Понимаешь, говорил я, дело в том, что травма и инициация отличаются только намереньем. Если ты не понимаешь, почему с тобой все это происходит, за что тебе все это, если ежедневный труд нужно просто перетерпеть, чтобы к вечеру просто отдаться усталости, если не видишь смысла или цели в том, что делаешь, а просто - ну, делаешь, потому что надо, - с тобой происходит травма. Потеря ресурса. И с каждым шагом ты все больше и больше теряешь ресурс, а думать о смысле все страшнее и страшнее, и ты стараешься - ну да, просто не думать о нем.
И все это называется почему-то "взрослый человек".
И только совсем в старости, когда твои усилия действительно становятся бессмысленны, потому что уже совершенно лишены огня и силы, ты становишься тем, кто ты есть на самом деле - ребенком, из которого отжали все соки, капризным, ворчливым, циничным ребенком, вот тогда ты можешь себе позволить действительно им быть, хотя бы напоследок, а те отжатые дети, которые все еще считаются взрослыми, будут это терпеть и думать о том, что есть те, кому еще хуже, чем им самим.
Либо пожалеть себя, либо кого-то еще.

Еще за год до того, как мы уезжали, мы объявили себе войну. Мы подскакивали рано утром в выходные, ехали завтракать в город, а потом куда-нибудь шли или уезжали - за город, на выставку, да мало ли куда. И за то последнее лето в Питере обошли больше мест, чем лет за десять.
Мне сейчас думается, что если бы не это, мы, наверное, не уехали бы. Просто неоткуда было бы взяться ресурсу.

***
А сегодня я просто шлифовал дерево, слушал очередную книжку Кастанеды, писал письма, опять шлифовал дерево. Самое забавное в этих книгах то, что они вовсе не о магии. Они о людях. О том, как люди действуют еще до того, как их ставят перед выбором жизни и смерти. О том, как они не действуют. О том, где они берут силы, о том, где они их теряют. И на что можно употребить сэкономленную энергию. (На танцы в полях георгинов, конечно.) Кажется, ни одна книга из области популярной психологии не рассказывала мне о людях столько, сколько эта серия.

за два дня

Вчера: просто хороший домашний день, отсыпались, приходили в себя после Вены.
Вечером пошли пить вино в хорошей компании, выпили изрядно, домой возвращались почти пешком. Ночной трамвайчик довез нас до границы темных садов, и мы пошли домой через Летню, через цикадовые заросли, запахи опавших после жары каштановых листьев, через все-еще-лето. Нашли на дорожке ежика, он не был очень уж доволен встречей, но погладиться все-таки дался.

Понимаешь, говорил я, беда так называемых взрослых людей даже не в том, что у них нет энергии, нет ни на что сил, и они не могут понять, куда оно все делось. Беда в том, что это считается нормальным течением событий. Так должно быть, и все тут. И что прежде всего - они не знают, а на что им может быть нужна эта самая энергия в возрасте сорока лет. Детей подняли - и слава богу, долг исполнен. А вот задай кому вопрос - что ты будешь делать, если у тебя будет столько же энергии, сколько было в детстве, лет в одиннадцать-двенадцать, дальше уже не берем, дальше уже усталость становится усталостью, а не самым лучшим способом заснуть и увидеть, как летаешь во сне. Что будешь делать, куда себя денешь? Ведь не знают. Хотят жизненных сил ради них самих, и это очень, очень понятное желание, но совершенно неисполнимое. А самое главное - повод для жалости.
Потому что сил нет ни на что, хоть бы ремонт сделать, хоть бы детей в школу собрать, и то уже хорошо. И почти постоянно себя жалко. И любая информация извне - повод либо пожалеть себя, либо кого-то еще.
Понимаешь, говорил я, я раньше думал, что это лень, или страх, или достаточно объяснить, что ресурс берется вот там и вот там, и все сразу начнут носиться с бабочками в животе посреди георгиновых полей. Я никогда не думал, насколько это останавливает и обессиливает - эта самая жалость. Понимаешь, говорил я, дело в том, что травма и инициация отличаются только намереньем. Если ты не понимаешь, почему с тобой все это происходит, за что тебе все это, если ежедневный труд нужно просто перетерпеть, чтобы к вечеру просто отдаться усталости, если не видишь смысла или цели в том, что делаешь, а просто - ну, делаешь, потому что надо, - с тобой происходит травма. Потеря ресурса. И с каждым шагом ты все больше и больше теряешь ресурс, а думать о смысле все страшнее и страшнее, и ты стараешься - ну да, просто не думать о нем.
И все это называется почему-то "взрослый человек".
И только совсем в старости, когда твои усилия действительно становятся бессмысленны, потому что уже совершенно лишены огня и силы, ты становишься тем, кто ты есть на самом деле - ребенком, из которого отжали все соки, капризным, ворчливым, циничным ребенком, вот тогда ты можешь себе позволить действительно им быть, хотя бы напоследок, а те отжатые дети, которые все еще считаются взрослыми, будут это терпеть и думать о том, что есть те, кому еще хуже, чем им самим.
Либо пожалеть себя, либо кого-то еще.

Еще за год до того, как мы уезжали, мы объявили себе войну. Мы подскакивали рано утром в выходные, ехали завтракать в город, а потом куда-нибудь шли или уезжали - за город, на выставку, да мало ли куда. И за то последнее лето в Питере обошли больше мест, чем лет за десять.
Мне сейчас думается, что если бы не это, мы, наверное, не уехали бы. Просто неоткуда было бы взяться ресурсу.

***
А сегодня я просто шлифовал дерево, слушал очередную книжку Кастанеды, писал письма, опять шлифовал дерево. Самое забавное в этих книгах то, что они вовсе не о магии. Они о людях. О том, как люди действуют еще до того, как их ставят перед выбором жизни и смерти. О том, как они не действуют. О том, где они берут силы, о том, где они их теряют. И на что можно употребить сэкономленную энергию. (На танцы в полях георгинов, конечно.) Кажется, ни одна книга из области популярной психологии не рассказывала мне о людях столько, сколько эта серия.

This entry was originally posted at http://a-str.dreamwidth.org/500965.html. Please comment there using OpenID.