пробегая мимо
Feb. 22nd, 2013 04:03 amЧто-то я тут совсем набегами, даже картинок не кладу. Ну, хоть так.

Это тридцатая картинка в альбоме, и только по ней я сообразил, что прошел уже месяц с того момента, как я взялся за 365 и мне перестало хватать тридцати шести часов в моих сутках.
Потому что когда: альбом, обязательный час каллиграфии, доделать дерево, отследить проект, который ведешь, - и все очень всерьез, очень тщательно, потому что по какой-то самому мне не очень понятной причине мое внимание теперь отвешивается только очень большими порциями, как будто в каждое дело я вгрохиваю его все, сколько есть, - а ведь еще сканировать, снимать, а еще хотелось бы поваляться в ванне и почитать, ну хоть полчаса перед сном, не говоря уже о самом сне,
тридцати шести часов в сутках становится мало, смехотворный, в сущности, срок,
и тогда бросаешь дела и идешь в белый город,
потому что под синим, уже очень синим и звонким небом низко-низко висит снеговая туча, но легкая, прозрачная, сквозь нее отчетливо виден синий край. А из тучи на город порхает и вьется, и летит, и садится, и снова вспархивает очень легкий и очень прозрачный снег, но его столько, что с Градчан не видно реку, не то что Старо Место.
И ты идешь сквозь снег, и смотришь сквозь снег, а снег заполняет все, как дождь или туман, но в дождь или туман белая пелена не ложится на черепичные крыши, не перекрашивает город в белый цвет, так что даже черный Карлов мост выглядит белым в проеме ворот с Малой Страны.
И ты идешь, не считая, сколько тебе осталось на все твои дела, глотаешь снег всю дорогу, дышишь им, как дождем или туманом, и только под конец дня, уже почти дойдя до дома, заходишь в цветочную лавку за миской нарциссов, имея в виду порисовать их как-нибудь на днях - но в голове у тебя сплошной белый город, с зелеными куполами Микулаша, с ребрами черепицы сквозь белый снег, с тенью парка на близком холме.
(Это еще не рецензия, конечно. Но я только начал.)

Это тридцатая картинка в альбоме, и только по ней я сообразил, что прошел уже месяц с того момента, как я взялся за 365 и мне перестало хватать тридцати шести часов в моих сутках.
Потому что когда: альбом, обязательный час каллиграфии, доделать дерево, отследить проект, который ведешь, - и все очень всерьез, очень тщательно, потому что по какой-то самому мне не очень понятной причине мое внимание теперь отвешивается только очень большими порциями, как будто в каждое дело я вгрохиваю его все, сколько есть, - а ведь еще сканировать, снимать, а еще хотелось бы поваляться в ванне и почитать, ну хоть полчаса перед сном, не говоря уже о самом сне,
тридцати шести часов в сутках становится мало, смехотворный, в сущности, срок,
и тогда бросаешь дела и идешь в белый город,
потому что под синим, уже очень синим и звонким небом низко-низко висит снеговая туча, но легкая, прозрачная, сквозь нее отчетливо виден синий край. А из тучи на город порхает и вьется, и летит, и садится, и снова вспархивает очень легкий и очень прозрачный снег, но его столько, что с Градчан не видно реку, не то что Старо Место.
И ты идешь сквозь снег, и смотришь сквозь снег, а снег заполняет все, как дождь или туман, но в дождь или туман белая пелена не ложится на черепичные крыши, не перекрашивает город в белый цвет, так что даже черный Карлов мост выглядит белым в проеме ворот с Малой Страны.
И ты идешь, не считая, сколько тебе осталось на все твои дела, глотаешь снег всю дорогу, дышишь им, как дождем или туманом, и только под конец дня, уже почти дойдя до дома, заходишь в цветочную лавку за миской нарциссов, имея в виду порисовать их как-нибудь на днях - но в голове у тебя сплошной белый город, с зелеными куполами Микулаша, с ребрами черепицы сквозь белый снег, с тенью парка на близком холме.
(Это еще не рецензия, конечно. Но я только начал.)