борхес (новый тэг - "записать")

Хорошо, что до сих пор я его практически не читал - только "Тлен" и что-то еще, обрывками, "Книгу вымышленных существ", что ли.
Он пишет художественную литературу как крайне сжатый конспект создания конкретной вселенной - быстро, чуть ли не стенографически, выделяя красным особенно важные пункты.
Он отрицает в текстах самого себя, он выворачивает логичные тезисы наизнанку - и так пускает их побегать, нагишом, "малыш болтается на ветру".
"Выдвигает, рассматривает,  показывает преимущества - и с блеском опровергает  теорию" - он  повторяет это достаточно часто.  Игнорировать не удается.
"Фунес, чудо памяти".
Ему не только было трудно понять, что родовое имя "собака" охватывает множество различных особей разных размеров и форм, ему не нравилось, что собака в три часа четырнадцать минут (видима в профиль) имеет то же имя, что собака в три часа  пятнадцать минут (видимая анфас). Собственное  лицо в зеркале, собственные руки  каждый раз вызывали в нем удивление.
Как чудо, как нечто изумительное и невероятное, уж точно существующее в одном экземпляре Борхес описывает молодого человека, погруженного в бесконечную уникальность мироздания.
И описывает его при этом просто языком.
Где под словом "собака" имеются в виду все собаки на свете, сколько их ни есть, причем как реальные, так и выдуманные.
Сама идея чуда - перевернута с ног на голову (выдвигает предположение и тотчас опровергает его, ну да). Теория выдвинута - невозможно описать уникальное теми же словами, что и все остальное, - и опровергнута. То есть буквально поставлена вверх тормашками. Вот вам уникальное, оно описано точно и ясно.

И все это при том, что мне тоже крайне трудно жить с пониманием, что не существует особого слова - ладно там для каждой в отдельности собаки, - хотябы для выдуманных собак. Или птиц. Или чегоугоднодругого.

Больше одного рассказа в один присест - читать невозможно.

борхес (новый тэг - "записать")

Хорошо, что до сих пор я его практически не читал - только "Тлен" и что-то еще, обрывками, "Книгу вымышленных существ", что ли.
Он пишет художественную литературу как крайне сжатый конспект создания конкретной вселенной - быстро, чуть ли не стенографически, выделяя красным особенно важные пункты.
Он отрицает в текстах самого себя, он выворачивает логичные тезисы наизнанку - и так пускает их побегать, нагишом, "малыш болтается на ветру".
"Выдвигает, рассматривает,  показывает преимущества - и с блеском опровергает  теорию" - он  повторяет это достаточно часто.  Игнорировать не удается.
"Фунес, чудо памяти".
Ему не только было трудно понять, что родовое имя "собака" охватывает множество различных особей разных размеров и форм, ему не нравилось, что собака в три часа четырнадцать минут (видима в профиль) имеет то же имя, что собака в три часа  пятнадцать минут (видимая анфас). Собственное  лицо в зеркале, собственные руки  каждый раз вызывали в нем удивление.
Как чудо, как нечто изумительное и невероятное, уж точно существующее в одном экземпляре Борхес описывает молодого человека, погруженного в бесконечную уникальность мироздания.
И описывает его при этом просто языком.
Где под словом "собака" имеются в виду все собаки на свете, сколько их ни есть, причем как реальные, так и выдуманные.
Сама идея чуда - перевернута с ног на голову (выдвигает предположение и тотчас опровергает его, ну да). Теория выдвинута - невозможно описать уникальное теми же словами, что и все остальное, - и опровергнута. То есть буквально поставлена вверх тормашками. Вот вам уникальное, оно описано точно и ясно.

И все это при том, что мне тоже крайне трудно жить с пониманием, что не существует особого слова - ладно там для каждой в отдельности собаки, - хотябы для выдуманных собак. Или птиц. Или чегоугоднодругого.

Больше одного рассказа в один присест - читать невозможно.