не то чтобы итог,

   но все страньше и страньше писать сюда что бы то ни было о том, как идут мои дни.
Я себя чувствую героем анекдота. Того самого, когда пожилой, очень пожилой джентльмен приходит к врачу и жалуется, что с девушками как-то не совсем у него все хорошо. Батенька, изумляется врач, так сколько ж вам лет! - Да, говорит джентльмен, я понимаю, но все мои приятели рассказывают о чудесных ночах, да еще в таких подробностях! - О, говорит врач, в чем проблема, и вы рассказывайте.
Все рассказывают о том, как они меняют погоду, вызывают ветер, двигают мир. Оживленно обсуждают подробности. Я то и дело натыкаюсь на "пробу пера", в которой с непременной мэри сью начинает происходить что-то особенное. Она открывает в себе колдовской дар, проникает на изнанку вещей, получает по почте Святой Грааль ценной бандеролью. И я зажимаю себе рот, чтобы не завопить - а дальше-то что? Что с ней случается после того, как она выясняет, что может раздраженной мыслью заставить кого-то растянуться на асфальте? Чем она живет после этого?
Но, кажется, это никого не интересует. Интересует, чтобы случилось. И вот тогда все увидят.

Мне как-то неловко. У меня возникает чувство, что я сам - один из таких рассказчиков. Что стоит мне заикнуться, из чего делается весна, как тут же двадцать человек хором сообщат мне дополнительные ингредиенты и рецептуру, проверенную многократным опытом.
Что скажу я хоть слово о драконах - как мне немедленно объяснят, что это самое обычное дело - общаться с драконами, да хоть каждый вечер, все это делают практически каждый день.
В этом бесконечном опыте волшебного я теряюсь. Мне нечего сказать о своих днях. Ничего, что не могло бы прозвучать "и я рассказываю".

Кажется, меня все больше интересует, чтобы все случилось, но этого никто не увидел. Желательно - никогда. Чтобы оно выглядело как самая обыденная обыденность, нечто, что не захочет каждый немедленно себе в виде картинки или куклы из проволоки, блесток и зеленого фетра.

А совсем в ближайшие дни меня интересуют трещины на штукатурке у самой кромки зеленой воды. И чайки, которые расклевывают красный от рыбьей крови лед - остатки утреннего торга. И мутные бутылочные блики на стенах домов. И шевеление тины на нижних ступенях лестниц.
Хорошо бы, чтобы был дождь.
 

не то чтобы итог,

   но все страньше и страньше писать сюда что бы то ни было о том, как идут мои дни.
Я себя чувствую героем анекдота. Того самого, когда пожилой, очень пожилой джентльмен приходит к врачу и жалуется, что с девушками как-то не совсем у него все хорошо. Батенька, изумляется врач, так сколько ж вам лет! - Да, говорит джентльмен, я понимаю, но все мои приятели рассказывают о чудесных ночах, да еще в таких подробностях! - О, говорит врач, в чем проблема, и вы рассказывайте.
Все рассказывают о том, как они меняют погоду, вызывают ветер, двигают мир. Оживленно обсуждают подробности. Я то и дело натыкаюсь на "пробу пера", в которой с непременной мэри сью начинает происходить что-то особенное. Она открывает в себе колдовской дар, проникает на изнанку вещей, получает по почте Святой Грааль ценной бандеролью. И я зажимаю себе рот, чтобы не завопить - а дальше-то что? Что с ней случается после того, как она выясняет, что может раздраженной мыслью заставить кого-то растянуться на асфальте? Чем она живет после этого?
Но, кажется, это никого не интересует. Интересует, чтобы случилось. И вот тогда все увидят.

Мне как-то неловко. У меня возникает чувство, что я сам - один из таких рассказчиков. Что стоит мне заикнуться, из чего делается весна, как тут же двадцать человек хором сообщат мне дополнительные ингредиенты и рецептуру, проверенную многократным опытом.
Что скажу я хоть слово о драконах - как мне немедленно объяснят, что это самое обычное дело - общаться с драконами, да хоть каждый вечер, все это делают практически каждый день.
В этом бесконечном опыте волшебного я теряюсь. Мне нечего сказать о своих днях. Ничего, что не могло бы прозвучать "и я рассказываю".

Кажется, меня все больше интересует, чтобы все случилось, но этого никто не увидел. Желательно - никогда. Чтобы оно выглядело как самая обыденная обыденность, нечто, что не захочет каждый немедленно себе в виде картинки или куклы из проволоки, блесток и зеленого фетра.

А совсем в ближайшие дни меня интересуют трещины на штукатурке у самой кромки зеленой воды. И чайки, которые расклевывают красный от рыбьей крови лед - остатки утреннего торга. И мутные бутылочные блики на стенах домов. И шевеление тины на нижних ступенях лестниц.
Хорошо бы, чтобы был дождь.